Маг, возможно, думал о том же, и брел в гору усердно, без передыхов. Жилы души рвал, а к свету тянулся. И утвердился-таки в своем остывающем теле прежде крайнего срока невозвратимости.
Рртых тяжело ссутулился и укрыл горящие слепые глаза ладонями. Рядом шевельнулся стременной, укрыл плотным плащом с головой. Заботливый мальчишка.
– Костер жгите, тепло ему надобно, – тихо выдохнул гном. – Мех, фляги с кипятком в ноги, пиво горячее, перец – все сойдет. И мне еды любой, я уже камни жрать готов, клянусь кривой киркой.
– Пошли, в пещерку отведу, – засуетился Энтор.
– Возле отца сиди, говори с ним. Ответить не ответит, а слушать ему тебя полезно, – устало посоветовал гном. – Мало тут иных бездельников, пусть ведут. С вами, людьми, свяжешься – сам обленишься. Сутки без дела, и опять спать охота. Дрянь, больно-то как, ну прям молотом по макушечке, аж искры в мозг впечатались.
– Тяжело шаманствовать? – посочувствовал незнакомый басок.
– Да еще и горн ваш вершинный, – пожаловался гном, чувствуя себя последним Кротом. – Который солнцем зовете. Все глаза мне пожег.
– А мы положим примочечки травяные, – пообещал тот же бас. – Завтрак накрыт, господин гном. Сейчас полог плотненько прикроем – и все будет славно. Мы пошлем к воротам, чтоб ваши знали…
– Нет! – резко оборвал Рртых, сжимая руку охнувшего провожатого. – Извини, погорячился. Нельзя пока к воротам. Сам схожу, мало ли что в нашем городе выдумали, оте… то есть король, шибко зол был еще два месяца назад. С тех пор, похоже, еще одно посольство сгинуло. Как бы не секирами встретили.
– То есть и ваших бьют, и наших, – грустно вздохнул егерь, и гном удивился мимолетной странности его говора. Не местный?
– Вддыхры, их демонская натура, – согласился Рртых. – Топор им в…
– Мы видели, – рассмеялся человек. – Очень внушительно, господин гном.
– Рртых.
– А я воевода Брав, из северных земель. Может, слышал, княжество такое там имеется, Лесния? Моя родная земля. Тут большая часть людей – егеря Мартига, а передовые – мои ребята. Ну, как глаза?
Гном блаженно вздохнул.
В пещере было замечательно темно, вход, видимо, забросали с полным усердием. А примочки с травами оказались чудо как хороши. Зеленые кольца где-то в глубине глаз постепенно таяли, меняли цвет, как остывающий металл, освобождали рассудок от нестерпимой боли.
Воевода уже деловито предлагал мазь. Она тоже оказалась недурна.
Гном проморгался и довольно отметил, что все же не стал Кротом. И зрелище перед крепнущими глазами – достойно созерцания. Цельный кабаний бок, да пиво, да еще приправы, за которые в нижнем городе дерут золотом. Детскими наперстками меряют, а тут – целая плошка-ладошка.
Рртых оживился и заулыбался. Плотнее поправил завязочку на бороде. И взялся за дело. После Песни возвращения лучшее средство от слабости – такой вот кабаний бок. Только внизу теперь с подвозом худо, там бы пришлось ограничиться жиденьким варевом из грибов. А разве такой жратвой прокормить его пять с лишним футов роста? Свои мысли гном мычал вслух, не переставая жевать и хвалить копчение. Воевода, надо отдать ему должное, слушал внимательно и не пытался урвать кусок из порции выздоравливающего. Только в питье пива составил компанию. И миролюбиво выслушал неизбежные гномьи сетования. Мол, вершинники его варить не умеют, только продукты бестолково переводят. Брав кивнул и пояснил: у них на севере варят куда лучше. И если бы достойный гном испробовал, он бы оценил. Рртых кивнул, ссыпал в кружку все специи и, не слушая охов и ахов, допил последки. Сыто потянулся и попросил разбудить перед закатом.
На золото остывающего горна оказалось глядеть почти посильно.
Гном довольно кивнул и занялся делами. Осмотрел мага, нашел его душу вполне уверенно и крепко связанной с телом, и пообещал осунувшемуся за день от переживаний Энтору, что завтра его отец проснется с самого утра. А к обеду, если все пойдет хорошо, станет пробовать разговаривать. Велел делать для старого удобное ложе, в седле ему не место. Кивнул воеводе, которого сразу отметил, как вполне приятного и обстоятельного человека, и двинулся по тропе вверх. Шел и думал, как у людей порода разнится от родной земли. Этот вот с севера. Лицом светел, в плечах широк, такие плечи и боевому гному – не стыд показать. Глаза поменьше, чем у Энтора, и сидят глубоко под бровными дугами, по-гномьи. Для боя удобная конструкция. Опять же руки длинные, сам крепок, а движется легко, по-звериному. Глаз серый, светлый, спокойный. Небось жили бы на севере боевые гномы – были подобны. А так – нет у подгорников таких светлых волос, вроде некрашеного льна.
Брав шел рядом с гномом вверх по тропе, и правда – спокойно. Он прежде не бывал рядом с подгорной страной и находил горы очень интересными. И гном боевой ему по душе пришелся – неспешный, обстоятельный, да и боец – дай бог каждому воеводе таких хоть пяток на заставу. Оружия северянин с собой не взял, утверждая, что послам оно не положено. Коня тоже оставил внизу, чтоб не нервировать гномов.
Рртых одобрил, хотя глубоко в душе тлела искорка недоброго предчувствия. Она разгорелась большим пожаром, когда за последним поворотом открылся скальный лоб на месте входа в гномий мир. Брав тихо охнул. Рртых тяжело вздохнул и остановился. Собственно, этого он и опасался. Отец запер его внизу, зная характер сына, неуемный и слишком подвижный для взрослого гнома. Запер, поскольку уже готовил это страшное и окончательное решение. Сам, может, себе не признавался, а злая мыслишка тлела где-то в ветоши накопившихся обид. И вспыхнула пожаром в один миг. Скальные плиты обрушены, входы закрыты, запечатаны безвозвратно. Все. Гном подошел к камням и осмотрел их, тронул крепкими пальцами свежие грани сколов.